Небо и море (G, мини)

[Зелос]

Автор: Александр Змушко
Название: Небо и море
Жанр: философская сказка
Главные герои: Ровена Равенкло; её брат Рон; сэр Джеральд суровый; эльф Хобби.
Рейтинг: всем.
Спойлеры (сюжеты каких книг учитываются): Все 7 книг о Гарри Поттере.

Данный текст представляет собой фрагмент сборника "Пикантные сказки на ночь". С полным текстом сборника можно ознакомиться на сайте
http://aelita1981.ru/


«Небо и море»

Небо было синее-синее. Не хотелось умирать.
По ветру плескались золотые флаги; облака были белыми, словно выстиранными на ветру. Слева доносилось конское ржание; лошади, встревоженные шумом с помоста, всхрапывали и рыли землю копытами. Справа доносилось позвякивание доспехов; домовые эльфы поспешно проверяли в последний раз латы хозяев перед турниром.
От земли шёл густой, одуряющий запах – перепаханная десятками копыт в верховых состязаниях, она источала густой, насыщенный аромат - почти осязаемый, подобно аромату благовоний. Солнце пригревало, оно ласкало его щёку тёплыми пальцами, ластилось золотыми лучами, словно невесомый котёнок.
Казалось, его сознание впитывает всё, чего мимоходом касался взор – напряжённые, сосредоточенные лица домовиков, проверяющих сочленения доспехов и надежность подпруги; озарённое светом лицо девушки, что несла воду рыцарям, желающим освежится перед турниром. Длинные-предлинные ряды деревянных скамей, возносящихся назад и ввысь, сколоченных и установленных специально для соревнования; порыкивающие и извергающие клубы багряно-золотого пламени сердитые драконы, обеспечивающие один из уровней магической защиты турнира. И стоящие рядом драконоборцы.
Вот спешат занять свои места степенные дворяне; между рядами носятся возбуждённые мальчишки; рассаживаются придворные дамы с выражением заострённого любопытства на лицах. Казалось, каждая мельчайшая деталь западает ему в сознание и врезается там, словно руна на камне надгробного камня.
И в то же время всё это казалось ему невероятно далёким, словно происходящим в какой-то иной, заморской стране, гул толпы доносился до него, словно шёпот моря – далёкий и почти неслышный. Но даже те, кто стоял совсем близко к нему, были словно отделены от него невидимой пеленой – сознанием его собственного долга. Они жили и радовались жизни; и прекрасный солнечный день был словно создан для них. Но смерть уже коснулась его своим тёмным крылом; и эта незаметная, бестелесная пелена отгородила его от прочих прочнее высоких мраморных стен.
Эльф Хобби поспешно проверил его завязи в 101 раз; и он в 101 раз поблагодарил его; губы слушались его с трудом, и его голос, казалось, сам доносился откуда-то издали – он не мог поверить, что это говорит он. Трибуны стремительно заполнялись. Народу прибывало всё больше и больше. Драконы занервничали, рёв перекрыл все остальные звуки, а потоки огня расцветили небо подобно праздничным фейерверкам в канун летнего солнцестояния.
Веселье бурлило потоком; скоморохи разносили еду и напитки, богатые дамы возбуждённо перешёптывались, обсуждая участников турнира, а его мысли словно сковало морозом, и его словно отделил от остальных промозглый осенний дождь. Он с трудом согнул и разогнул руку в латной перчатке – его мышцы словно перестали слушаться его.
Не в силах смотреть на всеобщее веселье, он поднял взгляд и стал смотреть куда-то вдаль – в бесконечное синее небо, туда, на запад, где далеко, в туманной дымке, на горах промозглых Серых Гор стоял его верный замок, Нотерн Холл.
Он помнил его могучие седые стены, его высокие бастионы, которых, казалось, касались облака. Помнил алые полотнища флагов на старинных шпилях, помнил тепло очага. Его родовое поместье, его старинный друг, его верный замок - Нотерн Холл.
Последний рубеж защиты королевства. Тот последний щит, что сдерживал нападение свирепых великанов.
Он вырос в этих суровых печальных стенах; он знал в них каждый коридор, каждый поворот. Все потайные комнаты легко открывались ему; древние фрески и гобелены подмигивали ему, когда он сбегал со старинных винтовых лестниц. Он помнил куст можжевельника, изломанный после падения туда пса; помнил каждую трещинку в кладке возле Угловой башни – где они впервые целовались с Алисой Уизерспун.
Помнил хищные замковые ворота, которые кусали атакующих их великанов; помнил скрипящие катапульты, что метали огромные камни. Помнил долгие, кровопролитные осады; помнил полчища троллей – такие громадные, что они занимали собой всю вересковую пустошь до горизонта. Помнил пронзительный скрежет мечей; помнил лица погибших друзей. Именно там было его место, и там была его битва – всегда, но не сейчас.
Тёмные тучи клубились над Забытой Горой, и в Королевстве творилось что-то неладное. Золотой клинок Грифона всегда с единодушием оборачивался против врагов, но ныне в могучем некогда Королевстве наметился очевидный раскол. Подняли восстание гоблины; и Годрик Гриффиндор залил долины густой тёмной кровью. Сэр Джеральд не мог бы сказать, кто был виноват в этой долгой, кровопролитной бойне – Нотерн Холл стоял на отшибе, и по правде сказать, его куда больше волновали шотландские великаны, нежели какие склоки в центре государства. Политика его мало интересовала; но даже он, обитающий на самом краю гордого Королевства, заметил признаки грядущей бури.
По всей стране создавались странные тайные общества; их последователи повсюду расхаживали в масках. Их цели в точности никто не смог бы указать; но по всей стране поползли мрачные слухи. Убийство Луция Корнелиуса Снейпа, придворного казначея, всколыхнуло всё королевство. Сокровищница оказалась взломанной и открытой – но магическая стража уверяла, что ничего не пропало. В народе начались волнения. Орден Маски странным образом стал принимать всё большее участие в королевских делах, по удивительному совпадению занимая многие ключевые посты при дворе. Многие решения Короля-Императора стали безвольными, совсем непохожими на того решительного Седрика Красного, который прогнал троллей Азазога в Туманные горы и опрокинул в море армаду Гарольда Смелого. По землям Империи пополз слух, что на троне уже сидит давно не король, а самозванец, сотворённый с помощью оборотного зелья; всё королевство шумело и бурлило, и походило на котёл с зельями, который вот-вот взорвётся. Что-то назревало, и Джеральд был уверен, что Золотой Грифон доживает свои последние дни.
К тому же на севере зашевелились великаны; было безумием устраивать в такие времена турнир. Но высшая знать, видимо, больше обеспокоенная настроениями среди простолюдинов, нежели проявлениями неявной угрозы, решила таким образом отвлечь народ от выражений недовольства. Империя-Королевство медленно умирала. Пышные золотые цвета штандартов и флажков напоминали Джеральду последний пышный урожай яблонь перед гибелью плодоносного древа – словно яблоня отдавала последние силы, переливая свои силы в золото и багрянец последних яблок. Империя доживала последние дни своего величия. И Джеральд лишь надеялся, что успеет вернуться в свой Северный Замок, прежде чем разразится война. Ужасная, бесчестная война, где брат пойдёт на брата и отец на сына… Но в далёких горах Великанов враг был близок и понятен; и только безумец решился бы напасть на неприступную древнюю крепость – ведь ослабление её гарнизона неизбежно привело бы к тому, что плодородные южные долины оказались в большой опасности перед вторжением с севера… Сэр Джеральд не боялся смерти; но он и не призывал её. Смерть всегда шагала рядом с ним на поле брани; он чувствовал её дыхание; смотрел в её лицо. Он не питал особенных иллюзий; шансы его уехать из Йоркшира невредимым были ничуть не более велики, чем упокоится в тёплых землях юга, так далеко от своих любимых земель.
Безумием было устраивать турнир, отзывая лучших рыцарей и их свиту, оголяя западные и северные границы; но ещё большим безумием было то, что, приехав на него, сэр Джеральд влюбился. Недаром его звали Джеральд Суровый или Джеральд Холодный; хмурые и суровые земли севера не располагали к пылкому проявлению чувств. Но когда он увидел её, что-то в груди его словно взорвалось; словно жадное пламя, воздавая ему сторицей за годы хладнокровности и аскетизма, пылало и рычало в его груди.
В другой раз он, возможно, попытался бы сопротивляться неожиданно воспламенившимся в его груди чувствам; но сейчас, на пороге смерти, ему было почти всё равно. Он смотрел на неё, и казалось, бесконечная зима шотландских гор уступала в его душе место знойным пустыням сарацинского юга.
Он чувствовал себя странно, словно зверь, выросший в клетке, и вдруг обретший свободу; он не знал и даже не догадывался, как ему нужно завоевать свою любовь. Его любовь была словно цветок, выросший в неурочное время; сейчас, на пороге пугающих перемен – какое будущее могло их ждать?
Она была совсем юной, младшей дочерью из благородной, но обедневшей семьи Равенкло; никакого приданного, но много чести.
И красоты необыкновенной. Но он не смотрел на её точёные плечики, на бархат щёк, на шёлк волос, струящийся по ветру. Он смотрел только в её глаза – серые-серые, словно чистый горный ручей, и не видел более ничего.
Так сильно не билось сердце его, когда огромный великан обрушил половину Вороньей башни; так не колотилось оно, ударяя в рёбра, когда он один сражался с тремя троллями, когда пали Первые ворота…
И что-то странное происходило с ним, словно эта новая кровь, разносимая новым, безумным сердцем, исподволь изменяла его. Словно колкий лёд холодности и отчуждения таял и с треском ломался где-то внутри. И потому особенно сильной была его любовь - что за ней гналась смерть.
Он не жаждал ответа; не думал, не размышлял; ему казалось, что его швырнули в безумное пламя, и он, словно старый верный меч, медленно плавился и менялся… и каждый удар сердца создавал нового Джеральда. И так было первые два тура состязания…
Сказать по правде, Джеральд почти не чаял выбраться отсюда живым; турнир казался ему ловушкой, призванной лишить королевство наиболее важных ключевых фигур. Он давно отчаялся разобраться в том, что происходит – но чувствовал, как тучи сгущаются – словно в Империю день за днём вливали порции смертельного яда.
Он почти не чаял спастись – но и не боялся смерти. Есть множество вещей, что намного хуже её – и одной из них он почитал утрату чести. Он неплохо пожил; и несправедливо было бы назвать его жизнь несчастливой. Среди множества битв всегда находилось время для пиров, девушек и друзей. Суровый север порождал странные характеры, способные забывать о себе в момент опасности – и отчаянно радоваться в краткие мгновенья покоя. И сэр Джеральд был именно таким.
Он был прекрасным магом, могучим рыцарем и отважным человеком. Его могла постигнуть смерть на поле боя - но и он был опасен для своих противников, словно ядовитая гюрза. Его ум, смекалка и превосходная интуиция, в сочетании с магической и физической силой делали его чрезвычайно опасным противником.
Но и другие рыцари были не менее могущественны и умелы; и всё же они гибли, гибли на турнире, словно чья-то чёрная рука убирала фигуры с шахматной доски. Кровь орошала зелёный бархат травы…
Но сэр Джеральд не думал о смерти. Он думал о жизни. Думал о Ровене Равенкло.
Она была прекрасна, как весенний ветерок - и волнующей, как рассвет. И лишь одно мешало ему подойти к ней и преклонить колено, чтобы вверить своё сердце и жизнь в её ладонь.
Она любила другого.
Он видел те взгляды, которые они бросали друг на друга. Он видел восхищение в их сверкающих глазах.
Он был высок, хорош собой… и чем-то Джеральду даже симпатичен. Не лишённый благородства и азартного задора; лишённый напыщенности и бахвальства. Прекрасный молодой рыцарь… и тот, кто должен был погибнуть в следующем туре. Не как важная фигура в руках невидимого кукловода – но как пешка, которую торопились спихнуть с доски.
Джеральд множество раз побывал в бою. И на этот раз он словно воочию видел, как на этого мальчугана тёмным крылом легла тень – безжалостная смерть.
Он должен был погибнуть – если не выиграет этого боя. Боя с Джеральдом Хмурым. Ибо тогда его следующим противником становился Грюм чёрный – а все его соперники неумолимо гибли один за другим…. Чёрная тень смерти мрачным плащом лежала на ристалище.
Погибнуть – ради чего? Ради игр Могущественных, ради власти и той тёмной силы, что дарует она?... Невидимые фигуры просто столкнут его с доски – что им его любовь, его юношеское, наивное чувство?... Какое им дело до обычных людей?... До их горестей и радостей, до разбитых сердец и искалеченных жизней - когда они были одержимы только одним – властью и неуемной жаждой силы?…
Джеральд снова отвлёкся от своих мыслей и посмотрел на поле. Заканчивались последние приготовления к турниру. Гулко стучало сердце, словно молот, ударяясь о рёбра… Лицо пылало… Он никогда не боялся смерти – и никогда не ощущал её столь близко, как сейчас.
Что, если мальчишка не участвовал бы в турнире? О, несомненно, он остался бы в живых… Кто мог им заинтересоваться? Мелкая, ничего не значащая фигура… Да и Ровена Равенкло… о, он слышал, у неё есть талант – но кто она против тех невидимых гигантов, что затеяли эту чудовищную партию, где люди превратились в обычные фигуры, убираемые с доски неведомым дирижёром?…
Хобби что-то пропищал ему на ухо. Даже не слыша, что именно он сказал, сэр Джеральд молча кивнул ему головой – все черты лица застыли, словно не желая жить, когда их хозяин выбирал смерть…
Лишь непростительные заклятия можно использовать на турнирах – и лишь магическая броня спасёт от них. Право первого удара у Рона – его противника – и если он не победит первым же ударом, то победа Джеральда станет неминуема. Зачем вообще этот юный петушок полез участвовать в турнире? Хотел покрасоваться перед Ней?
Ну да, у него же нет того чутья, которое Джеральд приобрёл за долгие годы, чутья, предупреждающего его об опасности – как шорох в траве говорит о подползающей змее… Для него это - просто была забава… была… Хотя теперь, наверно, и он почувствовал надвигающуюся грозу…
Джеральд посмотрел на ложи. ОНА смеялась, брала угощение у скомороха… и вот они опять смеются с подружками… Как прекрасна молодость, и как болит сердце, когда он смотрит туда… Он поспешно отвернулся. В грудь словно вбили сосновый кол… Что-то дёргало и болело, но ещё сильнее была боль, которая засела глубоко внутри, сосущая и тянущая боль, не боль тела, а нечто, чему и вовсе нельзя подобрать названия…
Он посмотрел на поле… Коней отвели к краю поля, эльфы держали их под уздцы – сразу по трое-четверо, ожидая конных ристалищ. Солнце поднялось высоко-высоко, роса на траве высохла, и деревянные пики в полуденном сиянии казались золотыми. Ветер резко хлопал флагами.
Мальчишка должен умереть, если он не умрёт вместо него.
Как обмануть судей? Как проиграть бой? Ведь если парень не победит первым же ударом, превосходство Джеральда станет очевидно… хотя оно и так полностью очевидно… И тогда его ждёт Грюм – смерть…
И тогда исчезнет смех с лица Ровены, и не будет больше сладостей у неё в ладонях, и не будут смешно дрожать её губы…
Но как – как обмануть судей?
Иногда доспехи могут быть проверены неумело – и прореха в магической защите сделает удар куда более опасным – и, быть может, смертельным. Опасно, безумно. О да..
В смерти хозяина обвинят домовика – но кто сумеет его догнать?
Губы не хотели слушаться, и с трудом он подозвал домового эльфа. Слова падали, словно неживые.
- Хобби, - прошептал он. – Не смотри на бой. Уходи. Трансгрессируй в крепость. Сейчас же.
- Но хозяин, - задрожали от обиды губы Хобби… - Я ведь… Я так старался…
- Я знаю, - словно не своими, мёртвыми губами улыбнулся Джеральд – улыбка, казалось, осталась где-то внутри, не смогла выбраться из плена холодного льда, сковавшего его лицо. – Ты молодец, Хобби… Так нужно… уходи.
С обиженным хлопком домовой трансгрессировал. Джеральд остался один.
Один на один со смертью.
Непослушными пальцами он распутал один крючок – незаметно, словно проверяя завязки – крючок амулета подмышкой, удерживающего пластины брони. Что ж – этого должно быть вполне достаточно: как раз напротив сердца…
И вот – рёв трибун… Его противник выходит на поле… Его глаза испуганны. Он не боится Джеральда, похоже…. Он осознал, что его ждёт… Да, он совсем не глуп, этот юный петушок…
Голос распорядителя турнира… доносится до него словно издалека… словно через вату… небо плывёт перед глазами… Синее-синее небо…
И зелёная вспышка.

Постскриптум.
Слух медленно возвращался к нему, слова доносились, словно через шёпот прибоя…
- Он… поправится? – тихий голос, тихий-тихий. И такой знакомый…
Мир плывёт, исчезает куда-то, словно его качает на корабле…
Голос звучит и звучит, но он не слышит слов, хотя они рождают звёзды – звёзды внизу, в океане…
- Рон мне всё рассказал… - отчаянный стон – А ему поведал Хобби! Бедняга эльф. Он ослушался хозяина… он сам ослабил завязки… он знал насчёт Грюма… он пожертвовал собой… какое счастье, что невеста Рона не осталась вдовой… но он, как он мог…
Что-то мокрое падает на него… Солёное… Что это? Брызги моря? Что-то касается его щеки…
- Он будет жить… Я буду ночами сидеть возле него… Если бы не он… Рон, братишка…
Братишка… Невеста…
Стон.
- Бой всё ещё идёт?...
- Да, госпожа… Гриффиндор сражается с Грюмом… настоящего короля кажется, освободили… Рон там…
- Кровь, кровь… сколько ещё будет крови… Рон, Рон…
- Он возвращается, Госпожа! Гриффиндор…. Мы тесним их… мы победили! Они бегут, трансгрессируют…
Звуки шагов.
- Он жив?!
Новый голос. Мягкий, мужской…
- … но без сознания…
- Он поправится. Я обещаю… И знаешь, я видел: он всё время смотрел на тебя.
Рыдание.
- О Рон, Рон… обними меня, братишка…
- Он поправится. Я знаю, - тихо. – Хаффлпафф не ошибается. Никогда, – и снова молчание – И он… я думаю… знаешь, кажется, он любит тебя.
Молчание. Молчание. Море покачивает его на своих волнах, тёплое, тёмное…
- Да, я… - тихий, едва слышный шёпот, - я, кажется… уже почти люблю его.
И море выпустило его из своих объятий, а сквозь приоткрытые веки наконец ударил свет.

[passersby]

по-моему хорошо.

[Зелос]

Спасибо

[KoshaKo]

по моему тоже.

а сэр Джаральд... ммм... это я так... Навеяло.