Almi2017 писал(а): ↑25 окт 2020 12:38
В любом случае, поймите, то, что для читателей повод усомниться и начать копать, для персонажей таковым не является.
Ну да, эмоции есть эмоции, это понятно:
Как же так? Как же ты вынес, как вообще такое может вынести человек? А ведь мне казалось, что это для нас, оставшихся в Хогвартсе идиотов по обе стороны от учительского стола, весь последний год был адом кромешным и непрекращающимся подвигом. Сопротивлением. Доказательством внутренней свободы. Как мы тебя ненавидели, знал бы ты. Чуть ли не яростней, чем Волдеморта и всех Пожирателей вместе взятых. Ненависть придавала сил. Помогала выжить…
Меня каждый раз передергивало, когда ты проносился мимо, – черная мантия, черные глаза, черное сердце. Бывший сложный ученик. Бывший сложный коллега. Гений зельеварения, окклюменции и двуличия. О, как я ненавидела тебя. Как хотелось зашипеть, ударить, вцепиться в бледную кожу, разорвать в лоскуты, впиваться и впиваться когтями в это непроницаемое лицо – до тех пор, пока не появится на нем хоть какое-нибудь выражение… Я ненавидела тебя каждой клеткой, каждым движением мысли – постоянно, ни на секунду не забывая, как будто это и был мой самый главный долг перед Хогвартсом, перед измученными детьми, перед собой… Мерлин, где были мои глаза? Я отмахивалась от любой неправильности, от любого подозрения. И ни разу – ни разу! – не позволила себе засомневаться, задуматься, присмотреться, сложить мелочи и детали, почувствовать, по краю какой бездны ты решился ходить в одиночку… мальчик... От какой мглы и какого отчаяния мы – все мы – тобой заслонились... Ты убил Дамблдора, ты предал Орден, ты уселся в директорское кресло, ты… Ты не стал со мной сражаться. Как приятно было считать, что ты струсил. Как легко.
Как я поняла? Ну, поняла – и все тут. Однажды случайно его увидела – в Большом Зале, рано утром. Я там… пряталась, в общем. Под столом. Неважно. Долгая история. Он не знал, что я на него смотрю. Думал - он там один. И это… это был другой человек. Совершенно другой. Смертельно уставший, сгорбленный, беззащитный… Как будто весь Хогвартс со всеми башнями – у него на плечах. А дальше я просто наблюдала. Никто больше не знал. Никто больше не хотел видеть, как у директора расширяются зрачки, когда Кэрроу начинают развлекаться. Как он торопится лично назначить наказание за любую провинность (мерзкое, унизительное наказание - отдраивать без магии Большой Зал, вместо домовиков варить обед на всю школу, даже чистить туалеты!), пока кто-нибудь из новоявленных преподавателей не назначил совсем не мерзкий и не унизительный Круциатус. Как в расписании всех курсов появляется практикум в больничном крыле - три часа в неделю. (Естественно, там, в основном, не учились лечить, а лечились сами. И мадам Помфри шепотом распекала совсем не детскими словами директора и новые школьные порядки).
А что до сложности работы и риска...
"Все вы, присутствующие здесь, на личном опыте знаете, что такое героизм. Когда выходишь на врага один на один, зная, что шансов почти нет. Когда в бою не выпускаешь палочку из руки, хотя сил не осталось даже на вздох, и кровь заливает глаза. Когда жизнь друга важнее собственной, а еще один шаг к победе важнее жизни друга".
"Но есть героизм другого рода. Неявный, неочевидный. Иногда он может выглядеть как трусость или предательство. Он вызывает недоверие, злость и ненависть со стороны тех, ради кого идешь на смертельный риск".
А там, рядом с Кэрроу, сидит человек в черной мантии – прямо посреди бушующего урагана. И в глазах у него – ночь, и в сердце – ночь, и в голове пляшут мысли: "Сам виноват, сам", и на плечах – весь Хогвартс со всеми башнями... Я бы тоже, наверное, могла вот так ненавидеть себя. Презирать, отыскивая по замку спрятанные однокурсниками вещи, замыкаться, краем глаза замечая очередное красноречивое постукивание чьего-нибудь пальца по виску… И накапливать, накапливать жадную и горячую темноту, ждущую своего часа. И потом, когда нарыв прорвется, когда темнота хлынет наружу и мимоходом проглотит самое дорогое, - отшатнуться, почувствовать, как все обрывается внутри, заскулить, понимая, что поздно, поздно… И возненавидеть себя окончательно. Но в моей жизни появились Гарри, Рон и Гермиона, а не Люциус Малфой, вот и вся разница. И еще - меня любил папа, всегда любил. Может быть, поэтому темнота во мне никогда не задерживалась, растворялась, рассеивалась…
Вот именно в этом - трагедия. Именно в этом - ноша, которой не было ни у кого из других, ни у членов ОФ, ни у Гарри, ни у Дамблдора. Именно в этом - боль, которой никто больше не испытывал. А ведь всего лишь одна объяснимая ошибка... И... вот так.
Ну, и, разумеется, то, в чем не поможет никакая сила и никакая магия:
Та, кого он звал, все равно не пришла бы. Никогда. Он же знал… Она никогда не приходила. Даже во сне. Ни разу. И плевать она хотела на всех краденых Патронусов, на все годы никому не нужной верности. Дамблдор сказал: камень никого не может вернуть. Только призрак появится на несколько минут. Только призрак. Можно подумать, хоть когда-то у него было что-то большее.
), чаще всего никак с жертвой не связанный (и от ее гибели у него душа не болит, он смотрит со стороны) и долго и подробно всех расспрашивает (причем свидетели умудряются вспомнить и изложить детально всё важное, даже если оно случилось лет этак 10 назад...).
. Я так не увидела. 
Если бы Лили хотела безопасности, то она бы не ввязалась бы в войну, а вообще бы из страны уехала.
Просьбы на неё не действуют.
